Меня зовут Дмитрий, мне 34 года, а моей жене Светлане 28, и она на шестом месяце беременности нашим первенцем. То, что я расскажу дальше, — это история о семье, уважении и уроках, которые люди должны усвоить, когда забывают, кто на самом деле обеспечивает их комфорт.
Мы не росли в богатстве. Мой отец умер, когда мне было шестнадцать, оставив нас с огромными медицинскими долгами. Мама брала двойные смены в местном кафе, чтобы мы держались на плаву, а я начал хвататься за любую работу, как только смог. Моей сестре Екатерине, которая на четыре года младше, жилось немного легче, потому что к тому времени я уже помогал.
Я сам оплатил своё обучение в институте, работая без остановки, и позже получил хорошую должность в инвестиционной компании. Когда моя карьера пошла в гору, я позаботился о своей семье. Пять лет назад я погасил долги матери и оформил её дом на своё имя из соображений налогов и наследства. Когда у неё обострился артрит, я назначил ей ежемесячное пособие, которое покрывало всё необходимое. Когда Екатерина обручилась с Марком, серьёзным IT-специалистом, я с радостью оплатил всю их свадьбу.
Но шли годы, моё финансовое положение укреплялось, и я начал замечать тревожную перемену: моя помощь больше не воспринималась как доброта, а стала чем-то должным. Они начали рассчитывать на мои вложения так, будто это была их гарантия. Их поведение по отношению к Светлане также отражало эту растущую надменность.
Светлана, воспитательница в детском саду из простой семьи, умна, добра и уважительна. Тем не менее с самого начала моя мама и Екатерина намекали, что она меня недостойна, принижая её профессию и скромное происхождение. Когда Светлана забеременела, критика только усилилась.
В прошлые выходные была первая годовщина свадьбы Екатерины и Марка. Мама организовала праздничный ужин в «Белла Виста», дорогом итальянском ресторане в центре города, прекрасно зная, что счёт покрою я. Я не возражал.
Мы сели за стол ровно в 6 вечера. Светлана, сияющая в тёмно-синем платье, подчёркивающем её округлившийся живот, выглядела потрясающе. Ужин на восьмерых в таком месте легко превышает 50 000 рублей, но я сказал маме заказывать всё, что ей нравится.
Напряжение возникло почти сразу, когда заказывали напитки. Света попросила газированной воды с лимоном. Мама усмехнулась: «О, так тебе теперь ничего весёлого нельзя», — заметила она игриво, но меня это пробрало до костей.
Екатерина тут же добавила: «Света, я слышала, газированные напитки не очень полезны для ребёнка». Светлана спокойно объяснила, что врач ей разрешил, но Екатерина настаивала: «И всё же, лучше перестраховаться. Жертвы — это часть материнства». Челюсть Светы напряглась, но она молча кивнула и изменила заказ. Это был первый звоночек.
Настоящая сцена разыгралась с едой.
Света заказала ризотто с морепродуктами, но на середине блюда побледнела и извинилась, чтобы выйти в туалет. Токсикоз не считается ни со временем, ни с местом, и она мучилась с ним уже несколько недель. Она вернулась, чувствуя себя лучше, хотя и призналась, что ей нужен небольшой перерыв.
Именно тогда моя мать громко заявила: «Светлана, если тебе нехорошо, может, поешь в уборной? Это особенный вечер Кати, и мы здесь, чтобы насладиться нормальной едой».
За столом воцарилась ледяная тишина. Родители Марка выглядели horrified. Во мне вскипела ярость, но прежде чем я успел что-то сказать, мама добавила: «Беременным не следует оставаться за столом, если они не могут держать себя в руках. Это мешает всем остальным».
Тут встала Екатерина, ухмыляясь: «Мама права. Ты портишь весь вечер этим своим состоянием. Тебе действительно стоило остаться дома».
В глазах Светы блеснули слёзы, хотя она их сглотнула и извинилась — жест, от которого мой гнев закипел ещё сильнее. Её стыдили просто за то, что она вынашивала ребёнка.
Я не стал кричать. Вместо этого я улыбнулся, встал и подошёл к Свете. Протянув руку, я прошептал: «Поехали домой, любимая». Её выражение сменилось с недоверия на облегчение. Я взял её сумочку и обратился к столу: «Пожалуйста, наслаждайтесь вечером. Уверен, всё к вашему удовольствию».
И мы ушли вместе.
В машине Света расплакалась. «Прости, Дима. Я испортила праздник Кате».
«Не извиняйся, — твёрдо сказал я ей. — Ты не сделала абсолютно ничего плохого».
Дома я заварил ей чай. К 10 вечера она уже спала, измученная. Я же отправился в свой кабинет и начал делать звонки. Моя мать и Екатерина, похоже, забыли, что комфорт не падает с неба — каждый счёт, каждая прихоть, каждая частица финансовой лёгкости исходила от меня. Если они считали, что могут унижать мою жену и при этом пользоваться моей поддержкой, они жестоко ошибались.
К понедельнику я отключил все автоматические переводы на счёт матери, отвязал свою карту от её коммунальных платежей и уведомил банк, что прекращаю выплачивать ипотеку за дом, который был оформлен на меня. Дом был выставлен на продажу. Что касается Екатерины, я заморозил их общий счёт, аннулировал страховку на её машину и закрыл кредитную карту, оформленную на моё имя.
Я был владельцем того кафе, где когда-то работала моя мать, а также дома, который снимали Екатерина и Марк. Я решил продать кафе и поднять им арендную плату до рыночной стоимости.
Мой телефон разрывался от звонков и сообщений — жалобы, обвинения, отчаянные мольбы. Я их игнорировал.
К утру среды карту моей матери отклонили в продуктовом магазине. В панике она позвонила мне. «Дима, моя карта не работает! В банке говорят, денег нет!»
«Их и нет», — ровно ответил я. — «Я остановил переводы».
Пауза. «Что? Из-за субботы? Ты меня наказываешь!»
«Я никого не наказываю», — сказал я. — «Я просто больше не финансирую чужой образ жизни».
Она закричала, требуя ответа, как ей платить по счетам. «Разберёшься, — ответил я. — Как и все остальные».
На следующий день Екатерина рыдала в трубку: «Ты не можешь просто нас бросить!»
«Я никого не бросаю, — ответил я. — Я просто больше не буду вас спонсировать».
Через несколько недель последствия стали очевидны. Дом моей матери был продан, что вынудило её переехать в тесную квартиру на окраине и жить на 80 000 рублей в месяц вместо прежних 250 000. Екатерина и Марк тоже переехали в жильё поменьше, и Катя взяла дополнительные смены в больнице.
Но главным изменением стало их отношение к Светлане. Внезапно они начали извиняться, присылать цветы и даже предложили устроить ей бейби-шауэр. Светлана, вежливая, но осторожная, отказалась.
Шесть недель спустя семья Светы устроила свой собственный праздник в честь будущего ребёнка. Из вежливости моя мать и Екатерина пришли. Разница была поразительной — родственники Светы, в основном учителя, медсёстры и владельцы малого бизнеса, тепло нас приняли. Моя мать и Екатерина были чрезмерно вежливы и принесли дорогие подарки, которые на самом деле не могли себе позволить.
После праздника мама отвела меня в сторону. «Ты доказал свою правоту. Мы были неправы со Светой, и мы сожалеем. Но как долго это будет продолжаться? Когда мы снова станем семьёй?»
«Мы уже семья, — сказал я. — Но на новых условиях».
«Мне тяжело, Дима. Моя квартира маленькая, а район неблагополучный».
«Ты живёшь так, как живут люди, которые не планировали свою пенсию, — объяснил я. — Я помогу в случае неотложной медицинской помощи, но твой образ жизни я больше оплачивать не буду».
«В чём разница?» — надавила она.
«В уважении, — ответил я. — В праве на достойное отношение».
Три месяца спустя Света родила нашего сына, Артёма. Моя мама и Екатерина тут же приехали с подарками и проявлениями любви, но я видел их истинную надежду: что ребёнок может восстановить их финансовые блага. Этого не произошло.
Они могут навещать своего внука, но денежные связи разорваны навсегда. Моя мать приспособилась — она нашла друзей по соседству и даже стала волонтёром. Екатерина и Марк столкнулись с трудностями, но их брак окреп, когда они научились стоять на своих ногах.
Самое главное — Светлану наконец-то уважают. Какова бы ни была причина их перемен, результат очевиден: никто больше не осмелится относиться к моей жене как к обузе.
Меня спрашивают, не жалею ли я о содеянном. Нисколько. Тот ужин лишь подтвердил то, что годы уже показали мне: моя жена заслуживает лучшего, а мой сын — семью, которая ценит его мать. Щедрость предполагает ожидания, и главное из них — элементарное уважение. Когда люди не могут его проявить, они должны столкнуться с последствиями. Иногда самый добрый поступок — это позволить другим научиться у самой реальности.
