Когда Алина вспоминала тот вечер, ей казалось, что воздух вокруг неё был натянут, как тонкая леска, готовая лопнуть от одного неправильного движения. Сумерки ещё только сползали по старому частному сектору в Подмосковье, а она сидела на деревянной лавке возле калитки своего дома и пыталась сделать глубокий вдох. Но воздух словно упирался в грудь, не давая ей нормально вздохнуть.
Напротив неё, на той же лавочке, сидела её близкая подруга Ирина — человек, который всегда видел правду раньше Алины самой. Ирина пила чай из большой кружки, но даже горячий напиток не мог скрыть того напряжения, которое висело в воздухе.
— Ирина, я больше так не могу, — наконец сказала Алина, проводя пальцами по краю старого пледа, накинутого на колени. — Он изменился, понимаешь? Андрей ведёт себя так, будто я какой-то посторонний человек. Уходит разговаривать в другую комнату, выключает телефон, может исчезнуть на день. Я… я не понимаю, что происходит.
Ирина чуть наклонила голову, внимательно изучая её лицо.
— Конкретно что именно он делает? — спросила она тихим, но уверенным голосом.
— Он стал избегать меня. Постоянно говорит, что «дела», «работа», «подстраховать друга», «подъехать к маме». И всегда исчезает так резко, будто бежит от кого-то. Но самое страшное произошло на той неделе. После магазина. — Голос Алины дрогнул, и она прикрыла глаза рукой. — Я просто попросила его позвонить маме. Его маме. С его телефона. И тогда…
Она глубоко вдохнула.
— И тогда она закричала, что не видела его уже месяц. Что он ей даже не звонил. Что никакой болезни нет. И что ей надоело, что он «вечно придумывает истории».
Ирина побледнела.
— Он сказал тебе, что был у матери.
— Да, — выдохнула Алина. — И не просто был. Что ухаживал за ней. Что она чуть ли не при смерти. А она понятия об этом не имела.
— Ну… может, она старенькая, путает что-то? — нерешительно предположила Ирина.
Алина покачала головой.
— Она была абсолютно вменяемая. А потом ещё сказала: «И вообще, если вы опять звоните по поводу той вашей Ани…» Какой Ани?! Я её впервые слышу. Андрей сказал, что его мама меня иногда путает с кем-то. Но… понимаешь? Я увидела по его лицу, что он испугался. Не за меня. За себя.
Ирина положила кружку на скамейку и взяла Алину за руку, крепко, по-родственному.
— Ты была слишком добра к людям, Алина. Слишком верила. А надо было больше слушать себя.
Алина кивнула, но ничего не ответила.
Жара стояла дикая. Асфальт шёл волнами, словно медленно плавился. Андрей должен был приехать ещё час назад, но телефон его снова был выключен. Алина ходила из комнаты в комнату, пытаясь не смотреть каждые три минуты в окно. Но сердце будто тянуло к подоконнику.
И когда она наконец увидела, как во двор резко влетела старая тёмная «Киа», ноги у неё подкосились. Она выбежала на улицу, не себя контролируя.
— Где ты был? — её голос сорвался на рыдание. — Я уже… я уже места себе не находила. Андрей, ты почему снова был недоступен?
Он бросил на неё холодный взгляд, как будто его лишь раздражало, что его заставили объясняться.
— Телефон разрядился. Забыл зарядку. Что ты начинаешь? — он прошёл мимо и взял бутылку воды из кухни.
Алина хотела хоть какой-то эмоциональной реакции: объятий, попытки успокоить, объяснений. Но вместо этого Андрей лишь спросил:
— Что на ужин?
Она почувствовала, как что-то внутри неё ломается. Медленно, но явно.
Через неделю они поехали на озеро. Их пёс Барни, рыжий, весёлый, бесконечно добрый, носился между ними, как дитя, радующееся каждому движению хозяев. Алина надеялась, что воздух, солнце, вода хоть немного помогут Андрею расслабиться, вернуть ту простоту и лёгкость, которые были между ними раньше.
Но надежда рухнула почти сразу.
Когда Андрей получил сообщение, он резко отстранился, как будто телефон обжёг ему руку. Ушёл в сторону, где его не было видно. И пропал.
Барни смотрел туда, куда ушёл хозяин, потом перевёл взгляд на Алину и тихонько заскулил.
— Я знаю, Барни, — прошептала она. — Я тоже это чувствую.
Через полтора часа Андрей всё ещё не вернулся.
А потом она увидела, что машины на парковке стало на одну меньше.
Вечером Алина сидела у Ирины на кухне и еле держала кружку в руках. Слёзы текли сами.
— Он не пришёл. Он просто… уехал от меня. Даже не предупредил.
— Алина, — тихо сказала Ирина. — Я тебе скажу одну жестокую вещь, но лучше услышать её сейчас, чем потом: такое поведение не бывает случайным. Это не «работа», не «звонки», не «друзья». Это женщина. Или целая двойная жизнь.
Алина чувствовала, что внутри неё что-то холодеет.
— Я не знаю, что хуже — если он мне изменяет… или если он живёт чужой жизнью и я даже не знаю, кем он является.
— Ты должна всё узнать, — сказала Ирина. — Ты имеешь на это право.
Когда Андрей ночью вернулся, Алина уже не плакала. Она сидела на кровати, уставившись в точку на стене, и чувствовала внутри себя ледяной комок.
Он вошёл так, будто ничего не произошло. Даже попытался улыбнуться, хотя улыбка вышла кривой.
— Ты чего не спишь?
Она не выдержала.
— Андрей… у тебя другая женщина?
Он фыркнул, громко, некрасиво, с презрением.
— Женщина? Ты? Да ты мне одной по горло. Какая ещё женщина? Мне хватило бы, если б ты меньше мозги делала. Спи давай.
Алина смотрела ему вслед, когда он лёг на край кровати. И понимала, что это не усталость. Не стресс. Не нервы.
Это был человек, который её больше не любит.
И, возможно, никогда не любил.
Ночью, когда Андрей заснул, Алина села в гостиной с ноутбуком. В доме было тихо. Только часы на стене лениво отсчитывали секунды — будто подчеркивая неизбежность происходящего.
Она открыла поисковик. Ввела его имя. Его фамилию. То немногое, что знала о его родителях.
И вскоре нашла страницу женщины — «Анна Ш.» — фамилия Андрея, та же самая. Подпись: «Жена». Статус: «В браке». Дата свадьбы — три года назад. Фотографии — счастливая семья. Он, она, общий дом. И комментарии, полные сердечек и поздравлений.
У Алины дрожали руки. Сначала из-за шока. Потом из-за ярости, подступающей к груди.
На последнем фото была надпись: «Мой Андрей поехал помогать другу, поэтому я на выходных одна. Вернётся в понедельник».
Алина вспомнила: в этот день Андрей «уехал к маме». Телефон был выключен. Он приехал под утро, пахнущий чужими духами.
Её дыхание стало частым, прерывистым. Она машинально сделала снимок экрана. Открыла чат. Написала жене:
«Здравствуйте. Простите за поздний час. Это ваш муж?»
И отправила фото.
Ответ пришёл почти мгновенно:
«Да. Это Андрей. А что случилось? Он сейчас у друга. Пообещал вернуться завтра».
Алина закрыла ноутбук. И не плакала. Просто сидела, обездвиженная. Будто душу у неё забрали.
Утром она встала раньше. Сделала чай. Собрала в пакеты его вещи — аккуратно, без злости, но решительно. Сложила в коридоре.
А когда Андрей вышел из спальни, сонный, недовольный, она посмотрела ему прямо в глаза и сказала спокойным, ровным голосом:
— Собирайся. И уходи. Не сейчас. Не через час. Прямо сейчас.
И больше не приходи.
Он открыл рот, чтобы возмутиться, но увидел в её взгляде что-то новое — твёрдость, которую ещё никогда в ней не видел.
И эта твёрдость заставила его умолкнуть.
Он ушёл молча.
Дверь хлопнула.
И тишина, которая повисла в квартире, была не пустотой.
Она была освобождением.
В тот же день Алина сказала всё родителям. Они плакали, ругались, обнимали, клялись защитить её и малыша. Отец говорил, что «все мы будем семью, какая бы буря ни случилась». Мать гладила её по волосам и повторяла, что внучка или внука будут любить больше жизни.
Алина слушала их и впервые за много недель чувствовала внутри себя не страх и не растерянность.
А уверенность.
И когда вечером она легла спать, её руки сами легли на живот.
Жизнь внутри неё была маленькой. Хрупкой. Но чистой.
А она сама — наконец-то свободной.
Даже если впереди ждало трудное будущее, она больше не боялась его встречать.
Потому что правда, даже самая жестокая —всегда лучше лжи, которая убивает медленно.
