Паша встретил меня в прихожей, как всегда — с широкой улыбкой и крепкими объятиями. Братишка мой, на семь лет старше, всегда был для меня защитой от всех бед. Когда папа умер, он взял на себя роль главы семьи, хотя сам был тогда совсем мальчишкой.
— Ирочка, заходи, заходи скорее! — суетился он, снимая с меня пальто. — Света чай поставила, пирожки свежие есть. Как дела-то? Как настроение?
Я прошла на кухню, где пахло корицей и домашним уютом. Света, его жена, хлопотала у плиты, но виднелось, что она напряжена. Поздоровались сдержанно, как всегда. Никогда мы с ней не стали по-настоящему близкими, хотя столько лет знакомы.
— Ты садись, садись, — Паша усадил меня за стол, налил чай в мою любимую кружку, ту самую, с розочками, которую я ему когда-то подарила на день рождения. — Слушай, у меня к тебе разговор серьезный.
Я насторожилась. Серьезные разговоры у Паши всегда означали, что мне предстоит что-то решать. А решать что-либо после закрытия завода мне было страшновато. Тридцать лет работала инженером, а теперь… пенсия маленькая, работы нет, перспективы туманные.
— Помнишь дедушкину пристань? — начал он, размешивая сахар в стакане. — Ту самую, на Волге?
Конечно, помнила. Старая деревянная пристань, доставшаяся нам от дедушки. Формально она записана на нас двоих, но я о ней и не думала особо. Место глухое, от города далеко, кому она нужна?
— Так вот, — продолжал Паша, наклоняясь ко мне, — появился покупатель. Человек серьезный, с деньгами. Хочет там базу отдыха строить. Понимаешь, какие перспективы?
Глаза у него загорелись, как в детстве, когда он мне про свои планы рассказывал. Всегда у него были планы — грандиозные, заманчивые.
— Ира, мы можем хорошо продать. Очень хорошо. Тебе хватит на квартиру получше, на безбедную старость, — голос его стал мягче, задушевнее. — Ты же знаешь, я всегда о тебе думаю. Семья — это святое. Мы должны друг другу помогать.
Я смотрела на него и чувствовала, как внутри что-то сжимается. С одной стороны, деньги действительно были нужны. С другой — что-то в его тоне, в этой поспешности настораживало. Но ведь это Паша, мой родной брат…
— А что делать-то надо? — спросила я осторожно.
— Да ничего особенного, — махнул он рукой. — Просто оформить доверенность, чтобы я мог сделку провести. Ты же знаешь, я в этих делах разбираюсь лучше. Всю жизнь с недвижимостью работаю.
Доверенность… Слово это показалось мне каким-то тяжелым, неуютным. Но Паша смотрел на меня с такой надеждой, с такой искренней заботой…
— Ира, поверь старшему брату, — он накрыл мою руку своей. — Я же тебя никогда не подводил. Помнишь, когда Санька родился, кто тебе помогал? Когда мужа твоего в больницу положили, кто деньги давал? Всегда мы вместе были.
Правда. Всегда помогал, всегда поддерживал. Может, я зря переживаю? Может, действительно это шанс начать жизнь заново?
У нотариуса
Нотариальная контора располагалась в старом здании в центре города. Мария Николаевна, женщина лет пятидесяти с строгим лицом и деловым тоном, встретила нас как старых знакомых.
— Павел Григорьевич, проходите, проходите, — кивнула она ему и лишь мельком взглянула на меня. — Документы готовы?
Паша достал из портфеля папку с бумагами. Я попыталась разглядеть, что там написано, но буквы расплывались перед глазами. Волнение, наверное.
— Ирина Григорьевна, присаживайтесь, — Мария Николаевна указала на кресло перед столом. — Сейчас все быстро оформим.
Быстро… Почему-то это слово меня насторожило. Разве такие серьезные дела делаются быстро?
— Простите, а можно мне прочитать доверенность? — спросила я.
— Конечно, конечно, — нотариус протянула мне документ, но тут же добавила: — Впрочем, там все стандартно. Доверенность на совершение сделки купли-продажи недвижимого имущества.
Я начала читать, но Паша нетерпеливо заерзал на стуле.
— Ир, ты что, мне не доверяешь? — в его голосе прозвучала обида. — Мы же все обговорили. Там ничего особенного нет.
Мария Николаевна поддержала его:
— Документ составлен по всем правилам. Стандартная форма, ничего лишнего.
Я читала, но слова какие-то сложные, юридические. “Доверяю совершать все действия, связанные с отчуждением недвижимого имущества…” Что такое “отчуждение”? Это продажа, наверное?
— Паша, а деньги… как они будут делиться?
— Да пополам, конечно! — почти возмутился он. — О чем ты вообще? Я же сказал — по справедливости будет.
По справедливости… Звучало успокаивающе.
— Ирина Григорьевна, у меня еще клиенты ждут, — мягко, но настойчиво заметила нотариус. — Если вопросов нет, можно оформлять.
Паша наклонился ко мне:
— Ирочка, ну что ты тянешь? Покупатель ждет, завтра может передумать. Упустим такой шанс из-за формальностей?
Я посмотрела на своего брата — на его знакомое лицо, на глаза, в которых читалась искренняя забота. Нет, он никогда меня не обманывал. Это же Паша, мой защитник с детства.
— Где подписывать? — спросила я.
Мария Николаевна показала место для подписи. Я взяла ручку, но рука дрожала.
— Все в порядке, Ирина Григорьевна? — спросил нотариус.
— Да, да, просто волнуюсь, — я поставила подпись и печать пальца.
Паша просиял:
— Вот и отлично! Теперь все дела пойдут как по маслу.
Выходя из конторы, я чувствовала себя странно. Вроде бы сделала правильно, но почему-то на душе было неспокойно. Будто что-то важное упустила, не договорила, не выяснила…
Случайный разговор
Через три дня я заехала к Паше забрать рецепт пирога от Светы. Обещала соседке приготовить к празднику. Паша был в гостиной, говорил по телефону. Я прошла на кухню, но голос его был слишком громким, чтобы не слышать.
— Да все схвачено, не переживай, — говорил он кому-то. — Дурочка подписала, даже не прочитала толком.
У меня внутри все оборвалось. Дурочка? Это про меня?
— Конечно, по моему сценарию будет, — продолжал Паша. — Она даже не догадывается, что доверенность безотзывная. Хотел по-хорошему, но если не понимает — значит, так тому и быть.
Я замерла у двери. Безотзывная доверенность? Что это значит?
— Деньги? — смеялся Паша. — Да какие деньги? Долги у меня такие, что и этой суммы не хватит покрыть. Она свою долю получит, когда я расплачусь. Может, через годик-другой.
Ноги у меня подкосились. Я тихо прошла в кухню, села на стул и попыталась осмыслить услышанное. Безотзывная доверенность… Это значит, что я не смогу ее отменить? А деньги… он собирается потратить их на свои долги?
Света вошла в кухню, увидела мое лицо и сразу поняла.
— Услышала? — тихо спросила она.
Я кивнула, не в силах произнести ни слова.
— Ира, я хотела тебя предупредить, но он сказал, что разберется сам. Что ты согласилась, — голос у нее был виноватый. — У него долгов полно, банк квартиру хочет забрать. Он думал, что ты не будешь против помочь брату.
Не буду против помочь… А если бы он честно сказал, что ему нужны деньги на долги, разве я бы отказала? Конечно, нет! Но он солгал мне. Обманул. Использовал мою доверчивость.
— Света, что такое безотзывная доверенность?
Она опустила глаза:
— Это значит, что ты не сможешь ее отменить. Он будет распоряжаться твоей долей, как захочет.
Мир вокруг меня закачался. Паша продолжал разговаривать в соседней комнате, а я сидела и понимала, что меня предали. Предал самый близкий человек, тот, кому я всегда доверяла безоговорочно.
— Ира, может, поговоришь с ним? — предложила Света. — Может, он передумает?
Я встала и пошла к выходу. Говорить с ним я пока не могла. Боялась, что скажу что-то, о чем потом буду жалеть. А может, боялась, что не скажу ничего — как всегда.
Но одно я знала точно: так дальше продолжаться не может.
Первый визит к адвокату
Валентина Петровна, моя бывшая коллега, выслушала мою историю молча. Мы сидели в ее маленькой кухне, пили чай, а я рассказывала про доверенность, про обман, про то, как больно было услышать, что брат называет меня дурочкой.
— Ира, милая, — сказала она наконец, — ты же понимаешь, что так дело не оставишь?
— Да что я могу сделать? — всхлипнула я. — Он же родной брат. И потом, доверенность безотзывная…
— Кто тебе такое сказал? — нахмурилась Валентина Петровна. — Ира, есть у меня знакомый адвокат. Хороший человек, честный. Сходи к нему, покажи документы. Может, не все так плохо, как кажется.
Адвокат Сергей Михайлович принял меня на следующий день. Молодой, серьезный, с внимательными глазами. Я принесла копию доверенности, которую Мария Николаевна дала мне в конторе.
— Посмотрим, что у нас тут, — он изучил документ внимательно, несколько раз перечитал некоторые строчки. — Ирина Григорьевна, а кто вам сказал, что доверенность безотзывная?
— Брат… то есть, я слышала, как он по телефону говорил.
— Так, — адвокат показал мне текст. — Видите, здесь нигде не указано, что доверенность безотзывная. Это обычная доверенность. Вы имеете полное право ее отозвать в любой момент.
Я почувствовала, как внутри загорается маленький огонек надежды.
— Правда? А как это сделать?
— Очень просто. Составляем заявление об отзыве доверенности, идем к нотариусу, оформляем. Все сделки, которые ваш брат совершит после отзыва, будут недействительными.
— А если он уже начал продавать?
— Пока сделка не зарегистрирована в Росреестре, вы успеете. Обычно на это уходит несколько недель.
Я сидела и не могла поверить своим ушам. Значит, не все потеряно? Значит, я могу бороться?
— Сергей Михайлович, а он не будет на меня в обиде? Это же брат…
Адвокат посмотрел на меня строго:
— Ирина Григорьевна, он вас обманул. Использовал ваше доверие. Это не братское поведение. Вы имеете право защищать свои интересы.
Защищать свои интересы… Я никогда этого не делала. Всегда уступала, соглашалась, подчинялась. Но теперь… теперь что-то во мне изменилось.
— Что мне нужно сделать?
— Принесите завтра паспорт и документы на недвижимость. Составим заявление об отзыве. И Ирина Григорьевна… — он помолчал. — Не бойтесь. Вы поступаете правильно.
Домой я шла с легким сердцем. Впервые за много дней чувствовала, что не все потеряно. Что у меня есть выбор. И я готова этим выбором воспользоваться.
Противостояние с братом
Паша позвонил вечером. Голос у него был другой — жесткий, раздраженный.
— Ира, что за бред мне Света рассказывает? Ты к адвокату ходила?
Я глубоко вдохнула. Приготовилась к этому разговору весь день.
— Ходила, — сказала я спокойно.
— С ума сошла? — взорвался он. — Что ты там наплела? Какого адвоката нашла?
— Паша, я знаю, что ты меня обманул.
Пауза. Потом он заговорил тише, но в голосе его появились стальные нотки:
— Ира, ты сейчас очень глупо поступаешь. Очень глупо. Я всю жизнь о тебе заботился, как о младшей дочери. А ты мне в спину нож втыкаешь.
— Я не втыкаю нож, — сказала я тверже, чем ожидала от себя. — Я просто хочу понять, что происходит с моей собственностью.
— Твоей собственностью? — он засмеялся зло. — Ира, кто тебе квартиру покупал, когда ты замуж выходила? Кто детскую коляску дарил? Кто денег давал, когда муж твой болел? Я всю жизнь на тебя тратился, а теперь ты…
— Паша, при чем тут это? — я почувствовала, как внутри просыпается что-то новое, незнакомое. — Ты мне помогал, и я тебе благодарна. Но это не значит, что ты можешь меня обманывать.
— Обманывать? — голос его стал совсем другим. — Ира, ты вообще понимаешь, в каком положении я сейчас? У меня банк квартиру забирать собирается! Семью на улицу выгонят! А ты из-за каких-то формальностей…
— Если бы ты сказал мне правду, я бы помогла, — перебила я его. — Но ты солгал. Назвал меня дурочкой. Решил, что я ничего не пойму.
— Я не называл тебя… — начал он, но осекся.
— Называл. Я слышала.
Долгая пауза. Потом он заговорил совсем другим тоном — мягким, просящим:
— Ирочка, ну что ты делаешь? Мы же семья. Разве можно так? Я всегда был твоим защитником, всегда…
— Защитником? — что-то во мне окончательно сломалось. — Защитник не обманывает. Защитник не называет меня дурочкой за спиной.
— Ира, я тебя умоляю! — в голосе его появились нотки отчаяния. — Не разрушай семью! Подумай о Свете, о детях!
— Я думаю, Паша. Я очень много думаю. И знаешь, что я поняла? Что семья — это когда друг другу доверяют. А не обманывают.
— Ты пожалеешь, — сказал он уже совсем другим тоном. — Ты еще пожалеешь об этом разговоре.
— Может быть, — ответила я и повесила трубку.
Руки тряслись, сердце колотилось. Но внутри была странная легкость. Впервые в жизни я сказала Паше “нет”. Впервые не испугалась его гнева. И поняла, что это не так страшно, как казалось.
Разрыв
Утром я пошла к нотариусу. Мария Николаевна встретила меня холодно, но профессионально.
— Желаете отозвать доверенность? — спросила она, едва взглянув на заявление.
— Да.
— Вы понимаете последствия? Все сделки вашего брата станут недействительными.
— Понимаю.
Она молча оформила документы. Я подписала заявление об отзыве доверенности, заплатила госпошлину. Все оказалось проще, чем я думала.
— Ваш брат будет уведомлен в течение трех дней, — сказала нотариус на прощание.
Но Паша не стал ждать уведомления. Он прибежал ко мне домой еще до обеда. Я открыла дверь и увидела его лицо — красное от гнева, искаженное.
— Ты что наделала? — закричал он, даже не поздоровавшись. — Ты понимаешь, что наделала?
— Защитила свои права, — ответила я спокойно.
— Какие права? — он ворвался в квартиру, не дожидаясь приглашения. — Я тебе всю жизнь права обеспечивал! Крышу над головой! Кусок хлеба!
— Паша, успокойся.
— Не успокоюсь! — он метался по комнате, как зверь в клетке. — Ты меня подставила! Покупатель отказался от сделки! Деньги пропали! Банк завтра квартиру описывает!
Я смотрела на него и понимала, что вижу брата впервые. Настоящего. Без масок заботы и любви. Злого, отчаянного, готового растоптать кого угодно ради своей выгоды.
— Если бы ты сказал правду, мы бы нашли выход, — сказала я.
— Правду? — он повернулся ко мне с такой яростью, что я невольно отступила. — Правда в том, что ты всю жизнь была обузой! Правда в том, что я на тебя деньги тратил, а ты мне за это ничем не платила!
— Значит, не надо было тратить.
— Не надо было? — он засмеялся истерично. — А кто бы тебя замуж выдал без приданого? Кто бы внуку коляску купил? Ты же ничего сама не можешь!
— Могу, — сказала я тихо. — Оказывается, могу.
Он замолчал, глядя на меня. Наверное, впервые увидел, что я изменилась. Что больше не боюсь его гнева, не готова подчиняться его воле.
— Ты разрушила семью, — сказал он наконец.
— Нет, Паша. Ты разрушил. Когда решил, что можешь меня обманывать.
Он постоял еще немного, потом резко развернулся и пошел к двери.
— Больше не приходи ко мне, — бросил он на пороге. — И не звони. У меня нет больше сестры.
Дверь захлопнулась. Я осталась одна в тишине своей квартиры. Было больно. Было страшно. Но в то же время — легко. Очень легко. Как будто с плеч упал огромный груз.
Новая роль
Вечером я гуляла по набережной Волги. Солнце садилось, окрашивая воду в золотисто-розовые тона. Здесь, у реки, всегда было спокойно. Здесь я могла думать.
Рядом со мной шел мой сын Александр. Он приехал, как только узнал о конфликте с дядей. Молчал долго, потом сказал:
— Мам, я тебя понимаю.
— Правда?
— Конечно. Дядя всегда был таким — считал, что все ему должны. Что он главный в семье.
Мы дошли до старой скамейки, где я любила сидеть в детстве. Присели, смотрели на реку.
— Александр, а я правильно поступила?
Сын обнял меня за плечи:
— Мам, ты поступила как человек с достоинством. Я тобой горжусь.
Горжусь… Когда в последний раз кто-то говорил мне такие слова?
— Знаешь, — сказала я, — я всю жизнь боялась конфликтов. Боялась расстроить Пашу, боялась показаться неблагодарной. А оказалось, что можно просто сказать “нет” и не умереть от этого.
— Можно, — улыбнулся сын. — И нужно. Мам, ты только сейчас стала настоящей взрослой.
Настоящая взрослая… Может, он прав. В пятьдесят восемь лет я наконец научилась защищать себя. Научилась говорить “нет” даже самым близким людям, когда они пытаются меня использовать.
— А что с пристанью будет?
— Найдем честного покупателя, — сказал Александр. — Продадим, как надо. Деньги поделим честно — если дядя захочет свою долю получить.
— А если не захочет?
— Его дело. Ты свою совесть очистила.
Мы сидели в тишине, слушали плеск воды о берег. Я думала о том, как изменилась моя жизнь за эти дни. Потеряла брата, но обрела себя. Разрушила старые отношения, но построила новые — с собой, с сыном, с миром.
— Мам, а ты не жалеешь?
Я подумала, честно подумала. Жалею ли я о том, что доверилась Паше? Да, жалею. Жалею ли о том, что отозвала доверенность? Нет. Ни на секунду.
— Не жалею, — сказала я. — Впервые в жизни не жалею о том, что постояла за себя.
Солнце совсем село. Над Волгой загорелись первые звезды. Я встала со скамейки и почувствовала себя другой. Более сильной. Более уверенной. Готовой к новой жизни, где я сама принимаю решения и сама отвечаю за них.
— Пойдем домой, — сказала я сыну. — Завтра у нас много дел.
И мы пошли. Вдвоем. По новой дороге, которую я выбрала сама.
